|
о. Андрей Езерский
Публикация: Настоящая статья была написана и первоначально принята к публикации в приложении «НГ-Религии» «Независимой газете». Однако, как мне сообщили в редакции этого приложения, г-н Третьяков, главный редактор НГ отказался печатать эту статью, объявив, что статья бездоказательна, а ее иллюстрации не могут быть настоящими. О степени доказательности я предоставляю судить читателю, а фотографии (здесь не присутствуют - Ad Patres) взяты из книги Abbe Daniel Le Roux, Pierre, «M'aimes-tu Jean-Paul II: Pape de Tradition ou Pope de la Revolution?», Fideliter, 1988, экземпляр которой находится в Российской Государственной библиотеке. В этой книге приведены ссылки на источники иллюстраций. Ватикан никогда не обвинял эту книгу в использовании подложного фотоматериала.
Вступление.
В номере от 7.VII.1999 «НГ-Религий» я прочел статью гг. Г. Довгялло и В. Золотаря с тенденциозным названием «Нуждаются ли Православные традиции в защите?». Не менее тенденциозна иллюстрация «Ревнители традиционной веры убивают святого Стефана». Статья полемизирует с г. К. Душеновым и газетой «Русь Православная» и пытается канонически и догматически опровергнуть нападки последних на деятельность и взгляды Митрополита Минского и Слуцкого Московской Патриархии Филарета. Оговорюсь: я полностью согласен с тем, что в полемике, даже по самым острым вопросам, необходимо придерживаться правил приличия, но их несоблюдение отнюдь не является непременным свидетельством неправоты грубияна. Статья же Довгялло и Золотаря выдвигает ряд положений, которые мне представляются далеко отстоящими от исконного вероучения Церкви и ее Канонов. (Замечу, кстати, что, призывая к полемической корректности, авторы НГ сами подчас срываются на недопустимый тон: «Может быть, Душенова испугало непонятное слово «консенсус»?». Но тон сейчас — не моя забота.
Высказывание требующих доказательств положений в аксиоматическом ключе, обнаруженные мною в статье, нарушают корректность научную, которую необходимо соблюдать всякому пишущему о религии в силу недостаточной образованности значительной части читателей по вопросам догматики и особенно канонического права.
Церковные традиции и Святая Традиция Церкви.
В богословском смысле есть большое различие между терминами традиции и Св. Традиция, которую в нашей стране чаще именуют Преданием. Традиции приходят и уходят, Св. Традиция — неизменна. Предание — один из источников Божественного Откровения (почему-то это последнее слово авторы полемизируемой статьи предпочитают писать с маленькой буквы). Без Предания не было бы и Писания — канон Писания постулируется в Предании. Отрицающий Предание тем отрицает и Писание. Смысл Писания Церковь принимает из Предания. Строй Церкви вытекает из Предания. Помимо прочего, Каноны Церкви явлены Преданием. Без Предания нет и самой Церкви, а без Церкви нет и Христианства. Предание — есть также (через Святые Каноны) защита, крепость Церкви и неповрежденной веры. Смысл существования Церкви — не учение, не теории, а сохранение Благодати, оживляющей Вселенную и дающую саму возможность совершать истинные Церковные Таинства. Утрата Благодати превращает Церковь в некое сборище, существование которого мистически бессмысленно. Сколь часто не звучали бы святые имена в безблагодатном собрании, они звучат всуе. Утрата Благодати породила так называемое моральное христианство, проще сказать, говорильню. Между тем Христос сказал некогда, что не вкушающий Крови и Плоти не имеет с Ним части. (Популярная ошибка в речи — лютеранского пастора часто называют священником. Между тем священник это не тот, кто много и красиво говорит в проповеди, а тот, кто имеет неповрежденное преемство от Апостолов — то есть обладает мистической властью оборотить вино и хлеб в Плоть и Кровь...) Безблагодатное христианство сущностно выхолощено. На нем стоит протестантизм и легион рожденных им тоталитарных сект. Каноны, как неотделимая часть Предания, препятствуют тем действиям, которые могут привести к утрате Благодати, к потере состояния Церкви. Но здесь возникает затронутый моими оппонентами вопрос: «Что есть Церковь?», созвучный Пилатовому «Что есть Истина?».
Правда о догмате о Церкви.
«В Символе веры мы говорим: «верую во Единую Святую Соборную и Апостольскую Церковь...». Единая Святая Соборная и Апостольская Церковь есть объект нашей веры, то есть она открывается нам через «обличение вещей невидимых» (Евр. 11, 1), а не принадлежит к эмпирической реальности, — утверждают мои оппоненты и делают вывод, — ни с одной (в том числе и с Вселенской Православной) исторически конкретной эта Церковь не может быть отождествлена». Этот тезис, как будет показано ниже, не является богословской и догматической истиной, но дается бездоказательно, как всем известная аксиома. В то время как именно этот вопрос, известный как догмат о Церкви, имеет фундаментальное значение.
При рассмотрении данного вопроса я буду пользоваться фундаментальным трудом крупнейшего русского екклезиолога начала века Архиепископа Иллариона (Троицкого) «Христианства нет без Церкви» (цит. по изданию изд-ва «Православная Беседа», М. 1991), рассматривающего учение о Церкви с подробной святоотеческой аргументацией. Привести эту аргументацию не позволит объем газетной статьи.
Рассмотрев единомысленные мнения Святых Отцов Церкви владыка Илларион заключает: «самое первое время, когда живы были непосредственные ученики Господа, христианство было именно видимым обществом — Церковью, оно не было только учением, а было самой жизнью. Церковное по самому существу христианство и в действительности было всегда именно Церковью, то есть видимым обществом, имеющим свою определенную организацию» (стр. 28, выделение мое — s.AJ). Св. Киприан настаивал на перекрещивании даже схизматиков, считая, что никакого благодатного действия вне Церкви невозможно. Ему принадлежит знаменитый афоризм: «qui non habet Ecclesiam matrem, non habet Deum Patrem (кому Церковь не мать, тому Бог не Отец)». И это несмотря на то, что со схизматиками у Церкви нет теоретических и догматических расхождений. Возможно, даже нет расхождений литургических. Но для Св. Киприана крещение вне Церкви: «sordida et protana tinctio (пустое и нечистое погружение)» (Письмо 53 к Квинту, гл. 1). Именно потому для Церкви не столь принципиально важно, признают или не признают протестанты то или иное теоретическое положение Церкви. Пока они вне Церкви, их духовное состояние — то же. Ибо, как отмечает вл. Илларион, — «Все земное дело Христа поэтому следует рассматривать не как одно только учение. Христос приходил на землю вовсе не для того, чтобы сообщить людям несколько новых мыслей: нет, Он приходил, чтобы создать совершенно новую жизнь человечества, то есть Церковь» (стр. 16, выделение мое — s.AJ).
Отдельной оговорки в свете вышесказанного требует положение, что «существует давняя практика признания католического крещения и священства». Упоминают мои оппоненты и слово «икономия», не раскрывая, однако его смысла. А между тем, икономия переводится как снисхождение. Снисхождение к заблудшему, раскольнику, еретику. При том, что есть канон (47 Св. Апостолов), запрещающий крестить уже крещенного («Епископ или пресвитер, если по истине имеющего крещение вновь окрестит, или если от нечестивых оскверненного не окрестит: да будет извержен, как посмевающийся кресту и смерти Господней, и не различающий священников от лжесвященников»), Церковь с древних времен принимала схизматиков и еретиков, то через крещение, то через покаяние, то миропомазанием, причем, иной раз одних и тех же еретиков (например, ариан) в разных областях в одно и то же время принимали разным чином. Получается, что Церковь, одновременно признает и не признает арианское крещение. Нет! Церковь, как обладатель даров Духа Святого, в силе наполнить благодатью бывшее ранее безблагодатное действо. Крещение не было действительно, но стало таковым при соединении с Церковью. (Подробнее см. вл. Илларион, op. cit., стр. 86—105). Для простоты понимания этой концепции о восполняющей Благодати предложим следующую аналогию. Бог существует вне времени, т.е. то, что для нас трехмерное пространство, для Него — четырехмерное пространство-время. Как мы можем что-либо недостающее в каком-то месте пространства перенести из другого, так и Бог, действуя через Церковь, может недостающую Благодать в данном пункте пространства-времени перенести из другого. Применение широкой икономии в вопросе приема отпавших от Церкви оговорено особо в 1-м правиле Св. Василия Великого. В остальных случаях вопрос о применении икономии решается всякий раз отдельно.
Наконец, надо устранить терминологическую путаницу. Есть термин «Кафоликос», в латинской транскрипции Catholicus. Он употреблен в оригинале Символа Веры. Вселенский и Соборный — переводы этого слова. Кафолик — тот, кто принадлежит Кафолической Церкви. Исходно Кафолик — тот, кто принял каноны и догматические определения (в том числе — Символ Веры) I Вселенского Собора. Православный — тот кто сохранил верность Единой Святой Кафолической и Апостольской Церкви аж до VII Вселенского Собора и принял его догматические определения и каноны. Следовательно, Кафолик не может не быть Православным, а Православный не может не быть Кафоликом. И не может быть строго и нестрогого Православия. Есть Православие (целостная взаимосвязанная система богословских взглядов и веры) и неправославие.
Чему служат Святые Каноны Церкви.
Мои уважаемые оппоненты заявляют: «Догматы, неизменяемые и непоколебимые... касаются заповедей и истин откровения... Именно они не могут быть изменены в зависимости от видимых нужд и потребностей времени. Однако, нам достались в наследие как Предание Церкви Правила Вселенских и Поместных соборов, дисциплинарные и организационные Правила святых апостолов... Дисциплинарные же и организационные правила постоянно подвергаются уточнению в самой церковной практике, и это явление давно уже нуждается в каком-то оформлении».
Все смешано в одну кучу — догматы и заповеди, а все каноны объявлены дисциплинарными (из полной цитаты, которую нет места здесь привести, это более явно следует). Однако мы знаем догматы — истины Откровения, т.е. знание о Боге, дарованное Им Самим. Так как Бог не лжец, и не подвержен изменениям, они неизменны. Мы знаем заповеди — правила нравственности, данные Богом людям, для их приближения к Нему. Они даются с учетом, в том числе, и текущего состояния человека, и могут быть изменены Богом же. Пример подал Сам Христос, изменив заповедь «возлюби ближнего своего» (после того, как народ ветхого Израиля многие века стремился следовать ей) на заповедь «любите врагов ваших». Догмата «не убий» Церковь не знает, это — заповедь. Каноны есть крепость Церкви, они стоят на страже или догматов, или заповедей. Есть каноны действительно дисциплинарные, но их отнюдь не большинство. Так, канон о пожизненном запрете в служении священника, совершившего случайное убийство, является следствием заповеди «не убий», точнее, — каноническим последствием нарушения заповеди. Таковое создает нравственное препятствие к действию благодати в данном священнике, которая, конечно, никуда не девается. (Забавную, в связи с этим картинку можно наблюдать в Греции: батюшка сидит пассажиром, за рулем — матушка. А вдруг кто под колеса прыгнет?) Таким же образом каноны против молитв с еретиками и отлученными (и даже приватных), являются следствием догмата о Церкви. Откуда взялось, что «буквальное запрещение молитвы с еретиком в 45-м Правиле святых апостолов и некоторых других правилах касается ересей их времени», для меня является загадкой. Это положение, высказанное безапелляционно, как минимум нуждается в доказательстве. В случаях, касавшихся конкретики, эта конкретика перечислялась в тексте канона: то есть, канон должен говорить не о молитве с еретиком, а о молитве с арианином и т.д. Надо полагать, что и канон 10 Святых Апостолов о запрете молитвы с отлученными, авторы данной идеи также относят только к отлученным того времени.
Заметим также, что такие положения, как безбрачие епископата, невозможность для священнослужителей вступить в брак после посвящения в степень иподиакона, сама норма, что рукоположения осуществляются только епископом, не отражены ни в заповедях, ни в догматах. Они отражены в Святых Канонах, тех самых, которые мои оппоненты считают всего лишь «дисциплинарными и организационными правилами», подлежащими широкому подстраиванию на потребу места и времени. При этом они отрицают обвинение в обновленчестве. Но обновленцы-то как раз и ввели женатый епископат, многобрачное духовенство и дошли до самосвятства.
Мы должны видеть и знать к чему приводит идея о тотальном приспособлении Церкви к потребностям времени и места в ее практической реализации. Поэтому обратимся к современной практике католичества, где подобная идя («аджорнамето»), является не подспудной практикой и не предметом диспутов, а, де-факто, базовой идеологией. На приводимой фотографии мы видим литургические последствия этих идей. Можно, конечно, сказать — это чересчур, что мы до такого не дойдем. Но то же самое могли бы сказать и участники II Ватиканского собора католической церкви, принимавшие решения, напрямую приведшие к таким последствиям. Канонический и догматический беспредел, саморазрушение Церкви невозможно лимитировать и остановить, как нельзя взорвать фундамент или несущие конструкции (даже не все), не разрушая здания.
Нет, Церковь не должна менять свой веками сложившийся канонический и догматический строй на потребу времен и мест. Она должна, укрепившись стенами и башнями Святых Канонов, неотъемлемой частью Святой Традиции, стать l’Eglise fortifiee (Церковью-крепостью), неодолимой силами врат ада.
Следует ли из этого, что Церковь никак не должна меняться в меняющемся мире? Нет. Церковь несет в себе две сущности. С одной стороны, она как бы посольство Царствия Небесного на земле. С другой — она сообщество конкретных людей с их сиюминутными проблемами, «злобой дня». Она должна не менять свой догматико-канонический строй, а примерять свою пастырскую практику в соответствии с нуждами времени и места. Но именно этого и не происходит. Определенное направление в Московской Патриархии, стремясь перекроить Каноны и видоизменить догматы на потребу сего дня, ничего не сделало для решительного осовременивания проповеди и пастырства. Поэтому мы и получили такое распространение всяческих сект, которые просто заполняют духовный вакуум.
Экуменизм как ересь.
Прежде рассмотрения вопроса, является ли экуменизм ересью, поговорим о ересях вообще.
Я предлагаю разделить ереси по типологии на «первичные» и «вторичные». «Первичная» ересь представляет из себя доселе неведомое еретическое учение, которое Церковь рассматривает и соборно отвергает как неправославное. Если какой-либо приверженец такой ереси принимает суд Церкви, у него не возникает конфликта и разделения с Церковью и не возникает нравственного препятствия к действию Благодати, если речь идет о священнослужителе. Ересь же «вторичная» состоит из элементов уже осужденных ересей, т.е. из ересей «первичных». Поскольку отдельные положения «вторичной» ереси уже осуждены (под именами «первичных» ересей), подобная ересь не нуждается в отдельном Церковном суде. Приверженец «вторичной» ереси попадает под прещения Церкви, как адепт букета «первичных» ересей. Единственное что может здесь Церковь — только напомнить об этом. Конфликт с Церковью возникает сразу же, как и препятствие к действию Благодати.
«Вторичная» ересь опасна тем, что, если то или иное церковное сообщество не отсекает от себя ее последователей, то через уже вынесенные отлучения, запрещения в священнодействии, всё церковное сообщество утрачивает благодатность своих Таинств. Церковь есть Тело Христово. Если из какого-то члена организма уходит жизненная сила (каковой для Церкви и является Благодать), начинается некроз и гангрена. Если гангренозный орган не отсекается, гибнет весь организм. Этим подходом объясняются многочисленные внутрицерковные конфликты между отдельными поместными Церквами (именно так, а не Церквями, пишется по-русски это слово!) на догматической почве, вплоть до разрыва евхаристического общения до соборного решения в первые десять веков существования Церкви.
Приведем пример. Если кто-то соединит учение ариан и иконоборцев в едином исповедании под именем, скажем, Ивановства или Сидоровства (а скорее, под именем чистого, истинного или очищенного христианства), то таковая ересь не нуждается особом и отдельном осуждении, ибо по сути уже осуждена.
Теперь обратимся к экуменизму. Мои оппоненты пишут: «Экуменизм как движение появился в период II Ватиканского Собора». Здесь явное не владение материалом. Одна из первых экуменических организаций, ИМКА, появилась в Лондоне в 1844 году. В 1910 году на Всемирной миссионерской конференции в Эдинбурге было применено название «экуменизм» в его современном смысле. Решение об объедении ряда экуменических организаций во Всемирный Совет Церквей было принято в 1937 году (по причине войны в Европе первый съезд этой организации был проведен только в 1948 году в Амстердаме).
И с самого начала экуменизм предполагал совместные молитвы и учение, что единая Церковь разделена на отдельные части, каждая со своей частичной благодатью (так называемая «теория ветвей»). То есть, с самого начала суть экуменизма заключалась в отрицании догмата о Церкви. Догмат же о Церкви нам ценен тем, что, в отличие от других догматов, которые формулировались в полемике с их отрицателями, он был сформулирован позитивно, т.е. вне догматической полемики.
Утверждается, что «неизвестно, кто из видных православных богословов, пусть и не прославленных в качестве святых, выступал против экуменического движения в ХХ веке именно как еретического». Но вл. Илларион (Троицкий) обращает внимание именно на указанный нами аспект экуменизма и однозначно отрицает его. Против экуменизма также выступали митр. Антоний (Храповицкий) и вл. Григорий (Граббе), к которым можно различно относится как к Церковным деятелям, но не отрицать их богословский авторитет. Наконец, интересна исходная позиция самой Московской Патриархии к экуменизму. В 1948 г. она получила приглашение на первый конгресс ВСЦ в Амстердаме. На Совещании в Москве Глав и представителей Автокефальных православных Церквей того же года о. протоиерею Г. Разумовскому было поручено ответить на приглашение. Приведем фрагменты этого ответа, подписанного возглавителями русской, грузинской, сербской, румынской, болгарской, польской, албанской, чехословацкой и представителями антиохийской и александрийской церквей. «Русская Православная Церковь не принимала и не принимает участия ни в одном экуменическом совещании и конференции... Мы колеблемся в определении причин, почему представители Константинопольской Церкви на экуменическом поприще деятельности, где совещания сопровождались совместной молитвой, не отказались от участия в ней. Или Константин. Патриархия забыла свою первопрестольную честь в защите канонов Православной Церкви и не поддержала своего авторитета?»
Итак, экуменизм в своих теоретических положениях отрицает догмат о Церкви, в практике приводит к беззаконному и систематическому нарушению Св. Канонов. Участие в нем противоречит Православному учению и ведет к повреждению его в рамках того церковного сообщества, представители которого участвуют в нем, и ведет к возникновению нравственных препятствий к действию Благодати (т.е. несет прямую угрозу тaинственной жизни христиан). Наконец, мы должны знать, что современный экуменизм подразумевает объедение не только христианских конфессий, но и также не христианских. Обратимся вновь к примеру католицизма, где после II Ватиканского собора экуменизм стал повседневной практикой.
Итоги печальны: допускается установка нехристианских символов на алтари, монашеская жизнь разрушена вытеснением более или менее старых медитативных систем индуистской медитацией, во многих семинариях будущие пастыри направляются в экуменическую общину Тезе в обязательном порядке.
Поэтому экуменизм как отрицание догмата о Церкви и как приводящий к нарушению Св. Канонов, связанных с этим догматом, является ересью.
Правовой нигилизм и безблагодатность церковных таинств.
Несоблюдение Св. Канонов Церкви, возведенное в практику церковной и приходской жизни Московской Патриархии являет собой одну из главных и базовых причин отделения от нее других частей некогда единой Имперской Церкви. Канонические нарушения касаются не только запрета на молитвы с еретиками. Пренебрежение Церковным Правом ярко проявилось и в недавней истории с епископом Екатеринбугским Никоном. Такие нарушения уже есть во многих приходах. Совершение Таинств за деньги, а часто и отказ от их свершения из-за отсутствия денег у просящего о Таинстве, стало повсеместной практикой. Это беззаконие. Союз с богоборческой властью, публичное отрицание новомученников и новоисповедников, убиваемых этой властью, привели, в конце концов, к таким каноническим нарушениям, которые, как минимум, позволяют усомнится в благодатности таинств этого церковного сообщества. Этот союз привел к отрицанию самой Церкви. Единственный пункт, в котором можно согласиться с г-ми Довлялло и Золотарем, что «это явление давно уже нуждается в каком-то оформлении». Официальная отмена Московской Патриархией норм канонического права (что только явит уже произошедшее отпадение от Православия), постоянно попираемых практически, хотя бы освободит простых прихожан, находящихся в неведении, от прещений под которые они невольно попадают. Эти прещения однообразны: «да будет извержен», «да будет отлучен от общения Церковного»... Они слишком серьезны, чтобы их далее игнорировать.
К сожалению, объем газетной статьи сильно ограничивает меня в разборе затронутых вопросов. Но в наш век, век измен, предательства и отступничества есть в Предании ценнейший догмат, базовая истина нашего времени, которая сегодня оспаривается всеми, кому не лень. Эта истина — догмат о Церкви. И она нуждается в защите.
|
